130
Упоминать о коих не пристало —
Удерживает стыд.
В одних пороках — всех других истоки.
Понятье дружбы в мире смутным стало,
А ведь добро одних
135
В добре других людей берет начало,
Добро с добром роднит.
Смотрите, как закончу: та, что мнит
Себя неотразимой,
Пусть не спешит любимой
140
Себя, что б ни внушали ей, считать.
Вот если б злом признать
Красу и счесть любовь неблагородной,
Животной страстью, — разговор иной.
О, глупость дамы той,
145
Что связи меж красой
Не чувствует и добротой природной
И мнит любовь от разума свободной!
Канцона, невдали отсюда дама
Из наших мест живет,
150
И всяк ее зовет
Прекрасной, мудрой, вежливой, — не странно:
Бьянка она, Джованна,
Контесса, — имя, в коем та же суть.
К ней поспеши, другим не доверяя,
155
Скажи, кто ты такая
И для чего тебя я
Направил к ней, и прежде с ней побудь,
А там она тебе укажет путь.
65 (CXVI)
Амор, таить не стану от людей
Моей печальной доли,
Пускай услышат горестную речь.
Исторгни слезы из моих очей
5
Для изъявленья боли,
Внуши слова, какими скорбь облечь.
Меня ты хочешь гибели обречь —
И я об этом вовсе не жалею,
Лишь молвить не умею,
10
Сколь глубоко твой жар в меня проник.
Но если перед тем, как в землю лечь,
Весомые слова найти успею,
Услышан да не буду я моею
Злодейкою, чтобы прекрасный лик
15
Не омрачила жалость ни на миг.
Не допустить ее бессилен я
В мое воображенье,
Куда о милой думам путь открыт.
В терзаньях бедная душа моя
20
Находит вдохновенье,
И образ злой красавицы творит,
И на причину мук своих глядит,
Кляня себя в пылу негодованья
За то, что огнь желанья
25
Зажгла в себе: не мог он вспыхнуть сам.
Какой разумный довод усмирит
Кипенье чувств, какие заклинанья?
Страданья превращаются в стенанья,
И подступают к сомкнутым устам,
30
И по заслугам воздают глазам.
Невольник, образу ни в чем тому
Я не противоречу,
И он, жестокий победитель мой,
Прообразу живому своему
35
Влечет меня навстречу,
Как все, влекомый к схожему с собой.
На солнце снег становится водой,
Я знаю, только я — как тот несчастный,
Что, не себе подвластный,
40
Идет на смерть, не повернет назад.
И там, на грани бездны гробовой,
Я словно слышу приговор ужасный
И взор вокруг ищу небезучастный,
Но всюду, хоть ни в чем не виноват,
45
Убийственный все тот же вижу взгляд.
Амор, о том, как я, сраженный им,
В бесчувствие впадаю,
Единственный ты можешь рассказать:
Ведь я, что делалось со мной самим,
50
Не помню и не знаю,
Не в силах прерванную нить связать.
Едва в себя я прихожу опять,
Смотрю на рану, что меня сгубила
И ужас мне внушила, —
55
В себе я разуверился давно.
По бледности моей легко понять,
Какая молния меня сразила;
И пусть с улыбкой — так оно и было! —
Ее в меня метнули, все равно
60
Мне утешение не суждено.
Вот что, Амор, ты натворил в горах,
Над речкой, над которой
Всегда со мной выигрывал ты спор.
Живой и мертвый, я — в твоих руках,
65
И, вестник смерти скорой,
Сверкает предо мной жестокий взор.
Не вижу никого средь этих гор,
Кого бы участь горькая задела,
И нет любимой дела
70
До мук моих. Добра не будет мне.
А та, которой твой наскучил двор,
Гордыни латы на себя надела
И может грудь стреле подставить смело:
Ведь безопасен сердцу ты вполне,
75
Надежно скрытому от стрел в броне.
Прощаюсь, песня горная, с тобой.
Ты город мой увидишь, может статься,
Где мог бы я остаться,
Не будь Флоренция любви чужда.
80
Войдешь в нее — скажи: «Создатель мой
Не станет с вами более сражаться.
В цепях не может он до вас добраться.
Уймись жестокость ваша — и тогда,
Невольник, не вернется он сюда».